Наконец рука хуторянина начала медленно подниматься, вот она достигла пика и все так же медленно двинулась дальше, давя руку Варакина. На этот раз никаких сравнений с каменным изваянием. Это больше походило сначала на гидравлический домкрат, потом – полная ассоциация с прессом.
Крестьянин кривился так, словно борется из последних сил, Варакин наверное, тоже выглядел не лучше. Но правда заключалась в том, что, несмотря на то что Сергей сопротивлялся, как мог, он чувствовал, что Бартове незачем так напрягаться. Это показное. Другим, может, и не понять, но он-то чувствовал.
Сергей отчетливо понял, что сопротивляться бесполезно и его только что развели на сотню крон. Он уже было решил сдаться… Все это время они смотрели друг другу в глаза. Как видно, хуторянин почувствовал настроение соперника, и Сергей вдруг у видел в глазах крестьянина разочарование, смешанное с отчаянием и просьбой.
Да объяснит ему хоть кто-нибудь, что тут происходит?! Из того, что понял он, следовало только одно – бороться нужно до конца. Да кой хрен до конца! Вон как давит. Вот руку Сергея от столешницы отделяет сантиметров пять, и хуторянин останавливает свой неумолимый прессинг. На лице проявляется невероятное напряжение, а в глазах мелькает едва заметный блеск.
Сергей правильно истолковал взгляд крестьянина и, плюнув на все, давит из последних сил. Если атака не удастся, то все, он больше ничего не сможет поделать, в это последнее усилие было вложено все его отчаяние. Но рука Бартова подалась. Этого не должно было случиться, Варакин чувствовал это. Нет, он знал, что его сил просто недостаточно, чтобы надавить на хуторянина. Но рука двинулась вверх, перебарывая Матея, под все нарастающий гомон зрителей.
Бред! Бартова явно поддавался. Что с того, что понять это мог только Сергей, факт остается фактом. Да, крестьянин все еще продолжал сопротивляться, и не думая дарить простую победу. Но как только Сергей понимал, что ослабевает и дальше давить не сможет, хуторянин отступал, и Сергей снова давил.
– Йохо-о-о!!!
– Молодец, парень!
– Матея завалил!
– Сдаешь, Бартова!
– Так… А как… Да быть того не может, – растерянно бубнил крестьянин, ошарашенно озираясь по сторонам. – Рехор, ты чего в пиво намешал?! – возмущенно закричал он харчевнику.
– Мое пиво, может, королевского стола и недостойно, но смело встанет в ряд со старейшими сортами Старого Света, так что ты его не трогай.
– Да как же я мог проиграть-то? И кому! Давай еще.
– Боролись один раз, Матей. Ты условия принял, – спокойно заявил сержант, вступаясь за своего подопечного. Затем поставил кружку на стол и посмотрел на хуторянина. – Деньгами или имуществом?
– Нет у меня таких денег.
– Тогда что ты можешь предложить?
– Лошадь с седлом, карабин да револьвер.
– Сергей?
– Надо смотреть, что он там предлагает, может, и потянет на сотню крон. Не на фактории ведь покупаю, не так ли, уважаемый Бартова? – понимая, что нужно подыгрывать, но не улавливая смысл происходящего, ответил Варакин.
– Решил отыграться за тот случай?
– А что, имею право.
– Имеешь, чего уж. Утром все доставлю, – вздохнул крестьянин.
– Только учти, мы рано выедем, потому тебе лучше бы поторопиться, – уже поднимаясь из-за стола, закончил сержант, подразумевая, что победитель как бы не волен в своих поступках.
– Полен, а что это было? – когда они уже направлялись в форт, поинтересовался Сергей.
– А ты так ничего и не понял?
– Не такой уж и тупой. Подразумевается, что свой выигрыш я от щедрот душевных или по слабоумию должен буду подарить мальчишке Анушу, сынку его. Именно поэтому он дал мне понять, что способен выиграть, а потом проиграл. И ты по той же причине намекнул, что от борьбы отказываться нельзя. Мне только одно непонятно – с чего вы взяли, что я именно так и поступлю?
– А нет в том никакой уверенности. Ты поступишь так, как посчитаешь нужным. А касаемо Матея, нет у него иной возможности сыну помочь, чтобы вражда не началась.
– Народ сильно удивился проигрышу Бартовы, значит, и остальные усомнятся и решат, что он поддался.
– Ну и что с того? Проиграл-то он тебе, и только ты сможешь решить, как поступить с проигрышем. Вот скажи, если тебя спросят, помогал ли чем своему сыну Матей, что ты ответишь?
– Хм. Не знаю. Нет, я вроде как знаю, но с другой стороны… Не помогал, получается, ведь он и полусловом не обмолвился. Выходит, это я помогу.
– Если захочешь.
– Блин, прямо тайны Мадридского двора, а не пограничье в диких землях.
– Какого двора?
– Да это так, в детстве читал.
– Понятно.
Вот полное ощущение нереальности происходящего. Он, конечно, и раньше ездил на поездах, а как иначе-то, но там все было по-другому, а тут… Маленькие вагончики длиной около шести метров, больше походящие на коробочки. Столь же несолидных размеров паровозик, тянущий состав из полутора десятков вагонов. Количество не постоянное, время от времени на полустанках или станциях прицепляют одни вагоны и отцепляют другие. Когда число вагонов доходит до двадцати, буквально физически ощущается, как напрягается паровоз.
Сергей никогда не видел аттракцион «железная дорога», разве только по телевизору, но вот схожесть с ними уловил сразу. Да и могло ли быть иначе, если в его понимании железнодорожный транспорт – это нечто более внушительное, эдак раза в три, а то и в четыре. То, что видел он, тянуло на игрушечную железную дорогу даже внешне, а уж когда он оказался внутри вагона, это ощущение только усилилось.
Вначале еще разговаривали, и вызвано это было скорее сменой обстановки, чем необходимостью в общении. Ведь за несколько дней, проведенных бок о бок, поговорить успели о многом. Даже Ануша уже обо всем успели расспросить, пока добирались до станции и ждали поезда. Так что сейчас разговор затих сам собой. Разве только Рехор расположился рядом с каким-то чиновником, путешествующим со своим семейством, и завязал с ним беседу. Как видно, им удалось нащупать общую тему, и скорее всего у капрала на весь многочасовой путь нашелся собеседник. Что же, ему можно только позавидовать.